Тайна Кёнигсбергского замка В начале 1945 года стало уже вполне ясно, что война приближается к концу. Большинству заправил Третьего рейха тоже стало предельно ясно, каким именно окажется для них этот конец. Один Гитлер продолжал упорно верить в свою счастливую звезду и

ТАЙНА ЗАМКА ГРИПСГОЛЬМ Его называли сумасшедшим. Возможно, он и был им, а возможно, и нет. Непомерная стыдливость, мучительные угрызения совести и при этом крайняя жестокость приводили на плаху или под кинжал самых близких друзей. Изысканная утонченность, литературный,

История замка 1293 г. ? Основание Выборгского замка в результате III крестового похода шведов, организованного маршалом Торгильсом Кнутссоном.1295 г. ? Король Швеции Биргер Магнуссон в письме в Любек пишет, что купцы балтийских городов могут свободно ездить торговать в

Музеефикация замка Выборгский краеведческий музей был образован в 1960 году. 30 июля 1961 года состоялось его открытие (ул. Ленина, д. 20). В 1964 году военное ведомство передало замковый комплекс в ведение Государственной инспекции по охране памятников. После ремонта началась

Тайна замка Тернув Вряд ли в нашей истории отыщется более противоречивая фигура, нежели князь Иеремия (Ярема) Вишневецкий. Даже среди поляков этот чуть ли не злейший враг украинского гетмана Богдана Хмельницкого не находил однозначной оценки ни при жизни, ни после

«Проклятое место на святой горе», - так говорят народные предания о пятиугольном замке Монсегюр. Юго-запад Франции, где он расположен, - вообще страна чудес, изобилующая величественными руинами, легендами и сказаниями о «рыцаре чести» Парсифале, кубке Святого Грааля и, конечно же, волшебном Монсегюре. По своей мистичности и загадочности эти места сравнимы разве что с немецким Брокеном. Каким же трагическим событиям обязан Монсегюр своей славой?

«Тогда я вам открою, - молвил отшельник. - Тот, кому назначено сидеть на этом месте, еще не зачат и не рожден, но не пройдет еще и года, как будет зачат тот, который займет Погибельное Сидение, и он же добудет Святой Грааль».

Томас Мэлори. Смерть Артура

В 1944 году в ходе упорных и кровопролитных боев союзники занимали отбитые у немцев позиции. Особенно много французских и английских солдат полегло на стратегически важной высоте Монте-Кассино, пытаясь завладеть замком Мосегюр, где засели остатки 10-й немецкой армии. Осада замка продолжалась 4 месяца. Наконец после массированных бомбардировок и высадки десанта союзники пошли на решающий штурм.

Замок был разрушен практически до основания. Однако немцы продолжали оказывать сопротивление, хотя участь их уже была решена. Когда солдаты союзников вплотную приблизились к стенам Монсегюра, произошло что-то необъяснимое. На одной из башен взвился большой флаг с древним языческим символом - кельтским крестом.

К этому древнегерманскому ритуалу обычно прибегали лишь тогда, когда нужна была помощь высших сил. Но все было тщетно, и захватчикам уже ничто не могло помочь.

Этот случай был далеко не единственным в долгой и полной мистических загадок истории замка. А началась она еще в VI веке, когда на горе Кассино, считавшейся священным местом еще с дохристианских времен, святым Бенедиктом в 1529 году был основан монастырь. Кассино была не очень высокой и скорее походила на сопку, но склоны ее отличались крутизной - именно на таких горах в старину и закладывались неприступные замки. Недаром на классическом французском диалекте Монсегюр звучит как Мон-сюр - Надежная гора.

850 лет тому назад в замке Монсегюр разыгрался один из самых драматических эпизодов европейской истории. Инквизиция Святейшего престола и армия французского короля Людовика IX почти год вели осаду замка. Но им так и не удалось справиться с двумястами еретиками-катарами, засевшими в нем. Защитники замка могли покаяться и уйти с миром, но вместо этого предпочли добровольно взойти на костер, тем самым они сохранили в чистоте свою загадочную веру.

И до наших дней нет однозначного ответа на вопрос: откуда в Южную Францию проникла катарская ересь? Первые ее следы появились в этих краях в XI веке. В те времена южная часть страны, входившая в Лангедокское графство, простиравшееся от Аквитании до Прованса и от Пиренеев до Креси, была практически независимой.

Правил этой обширной территорией Раймонд VI, граф Тулузский. Номинально он считался вассалом французского и арагонского королей, а также императора Священной Римской империи, но по знатности, богатству и силе не уступал ни одному из своих сюзеренов.

В то время как на севере Франции господствовало католичество, во владениях графов Тулузских все шире распространялась опасная катарская ересь. По мнению некоторых историков, она проникла туда из Италии, которая, в свою очередь, позаимствовала это религиозное учение от болгарских богомилов, а те - от манихеев Малой Азии и Сирии. Число тех, кого потом называли катарами (по-гречески - «чистыми»), множилось как грибы после дождя.

«Нет одного бога, есть два, которые оспаривают господство над миром. Это бог добра и бог зла. Бессмертный дух человечества устремлен к богу добра, но бренная его оболочка тянется к темному богу» - так учили катары. При этом наш земной мир они считали царством Зла, а мир небесный, где обитают души людей, - пространством, в котором торжествует Добро. Поэтому катары легко расставались с жизнью, радуясь переходу своих душ во владения Добра и Света.

По пыльным дорогам Франции колесили странные люди в остроконечных колпаках халдейских звездочетов, в подпоясанных веревкой одеждах - катары повсюду проповедовали свое учение. Брали на себя столь почетную миссию так называемые «совершенные» - подвижники веры, давшие обет аскетизма. Они полностью порывали с прежней жизнью, отказывались от имущества, придерживались пищевых и ритуальных запретов. Зато им были открыты все тайны учения.

К другой группе катаров относились так называемые «профаны», то есть рядовые последователи. Они жили обычной жизнью, веселой и шумной, грешили, как все люди, но при этом благоговейно соблюдали те немногие заповеди, которым их научили «совершенные».

Новую веру особенно охотно принимали рыцари и знать. Большинство знатных семейств в Тулузе, Лангедоке, Гаскони, Русильоне стали ее приверженцами. Они не признавали католической церкви, считая ее порождением дьявола. Такое противостояние могло закончиться только кровопролитием…

Первое столкновение католиков с еретиками произошло 14 января 1208 года на берегу Роны, когда во время переправы один из оруженосцев Раймунда VI ударом копья смертельно ранил папского нунция. Умирая, священник прошептал своему убийце: «Пусть Господь простит тебя, как прощаю я». Но католическая церковь не простила ничего. К тому же на богатое Тулузское графство давно имели виды французские монархи: и Филипп II, и Людовик VIII мечтали присоединить богатейшие земли к своим владениям.

Граф Тулузский был объявлен еретиком и последователем сатаны. Католические епископы бросили клич: «Катары - гнусные еретики! Надо огнем выжечь их, да так, чтобы семени не осталось…» Для этого была создана святая инквизиция, которую папа подчинил ордену доминиканцев - этим «псам господним» (Dominicanus - domini canus - господни псы).

Так был объявлен крестовый поход, который впервые был направлен не столько против иноверцев, сколько против христианских земель. Интересно, что на вопрос солдата о том, как отличить катаров от добрых католиков, папский легат Арнольд да Сато ответил: «Убивайте всех: Бог узнает своих!»

Крестоносцы опустошили цветущий южный край. В одном только городе Безье, согнав жителей к церкви Святого Назария, они перебили 20 тысяч человек. Катаров вырезали целыми городами. Земли Раймунда VI Тулузского были у него отняты.

В 1243 году единственным оплотом катаров оставался только старинный Монсегюр - их святилище, превращенное в военную цитадель. Здесь собрались практически все уцелевшие «совершенные». Они не имели права носить оружие, так как в соответствии с их учением оно считалось прямым символом зла.

Тем не менее, этот маленький (в двести человек) невооруженный гарнизон почти 11 месяцев отбивал атаки 10-тысячного войска крестоносцев! О том, что происходило на крошечном пятачке на вершине горы, стало известно благодаря сохранившимся записям допросов уцелевших защитников замка. Они таят в себе удивительную историю мужества и стойкости катаров, которая до сих пор поражает воображение историков. Да и мистики в ней хватает.

Епископ Бертран Марти, организовывавший защиту замка, хорошо понимал, что его сдача неизбежна. Поэтому еще до Рождества 1243 года он отправил из крепости двух верных служителей, которые вынесли на себе некое сокровище катаров. Говорят, что оно до сих пор спрятано в одном из многочисленных гротов в графстве Фуа.

2 марта 1244 года, когда положение осажденных стало невыносимым, епископ начал вести переговоры с крестоносцами. Крепость сдавать он не собирался, но ему очень нужна была отсрочка. И он ее получил. За две недели передышки осажденным удается втащить на крохотную скальную площадку тяжелую катапульту. А за день до сдачи замка происходит почти невероятное событие.

Ночью четверо «совершенных» спускаются на веревке с горы высотой 1200 метров и уносят с собой некий сверток. Крестоносцы спешно снарядили погоню, но беглецы словно растворились в воздухе. Вскоре двое из них объявились в Кремоне. Они с гордостью рассказали об удачном исходе своей миссии, но что им удалось спасти, неизвестно до сих пор.
Только вряд ли обреченные на смерть катары - фанатики и мистики -стали бы рисковать жизнью ради золота и серебра. Да и какой груз могли унести на себе четверо отчаянных «совершенных»? Значит «сокровище» катаров было иного свойства.

Монсегюр всегда являлся для «совершенных» святым местом. Это они возвели на вершине горы пятиугольный замок, попросив у прежнего хозяина, своего единоверца Рамона де Пиреллы, разрешения перестроить крепость по своим чертежам. Здесь в глубокой тайне катары совершали свои обряды, хранили священные реликвии.

Стены и амбразуры Монсегюра были строго ориентированы по странам света подобно Стоунхенджу, поэтому «совершенные» могли вычислять дни солнцестояния. Архитектура замка производит странное впечатление. Внутри крепости возникает чувство, что вы находитесь на корабле: низкая квадратная башня на одном конце, длинные стены, выгораживающие узкое пространство посередине, и тупой нос, напоминающий форштевень каравеллы.

В августе 1964 года спелеологи на одной из стен обнаружили какие-то значки, насечки и чертеж. Он оказался планом подземного хода, идущего от подножия стены к ущелью. Затем был открыт и сам ход, в котором нашли скелеты с алебардами. Новая загадка: кем были эти люди, погибшие в подземелье? Под фундаментом стены исследователи обнаружили несколько интересных предметов с нанесенными на них катарскими символами.

На пряжках и пуговицах была изображена пчела. Для «совершенных» она символизировала тайну оплодотворения без физического контакта. Была также найдена странная свинцовая пластина длиной 40 сантиметров, сложенная пятиугольником, который считался отличительным знаком апостолов «совершенных». Катары не признавали латинский крест и обожествляли пятиугольник - символ рассеивания, распыления материи, человеческого тела (вот, видимо, откуда странная архитектура Монсегюра).

Анализируя ее, видный специалист по катарам Фернан Ньель подчеркивал, что именно в самом замке «был заложен ключ к обрядам - тайна, которую «совершенные» унесли с собой в могилу».

До сих пор есть немало энтузиастов, которые ищут в окрестностях и на самой горе Кассино зарытые клады, золото и драгоценности катаров. Но больше всего исследователей интересует та святыня, которую спасли от поругания четверо смельчаков. Некоторые предполагают, что «совершенные» владели знаменитым Граалем. Ведь недаром и сейчас в Пиренеях можно услышать такую легенду:

«Когда стены Монсегюра еще стояли, катары охраняли Священный Грааль. Но Монсегюр был в опасности. Рати Люцифера расположились под его стенами. Им нужен был Грааль, чтобы снова заключить его в корону их властелина, из которой он выпал, когда падший ангел был повержен с небес на землю. В момент наивысшей для Монсегюра опасности с неба явился голубь и своим клювом расщепил гору Табор. Хранительница Грааля бросила ценную реликвию в недра горы. Гора сомкнулась, и Грааль был спасен».

Для одних Грааль - это сосуд, в который Иосиф Аримафейский собрал кровь Христа, для других - блюдо Тайной вечери, для третьих - нечто вроде рога изобилия. А в легенде о Монсегюре он предстает в виде золотого изображения Ноева ковчега. По преданию, Грааль обладал магическими свойствами: мог излечивать людей от тяжелых недугов, открывать перед ними тайные знания. Священный Грааль могли видеть лишь чистые душой и сердцем, а на нечестивцев он обрушивал великие беды. Ставшие его обладателями обретали святость - кто на небе, кто на земле.

Некоторые ученые считают, что тайна катаров заключалась в знании скрытых фактов из земной жизни Иисуса Христа. Они якобы владели информацией о его земных жене и детях, которые после распятия Спасителя были тайно переправлены на юг Галлии. Согласно легенде, в Священный Грааль была собрана кровь Иисуса.

В этом принимала участие евангельская Магдалина - таинственная личность, которая, вероятно, и была его женой. Известно, что она добралась до Европы, из чего следует, что потомки Спасителя и основали династию Меровингов, т. е. род Святого Грааля.

По преданию, после Монсегюра священный Грааль был доставлен в замок Монреаль-де-Со. Оттуда он перекочевал в один из соборов Арагона. Затем его якобы вывезли в Ватикан. Но никаких документальных подтверждений этому нет. А может быть, священная реликвия снова вернулась в свое святилище - Монсегюр?

Ведь недаром же Гитлер, мечтавший о мировом господстве, так упорно и целенаправленно организовывал поиски Священного Грааля в Пиренеях. Немецкие агенты исследовали там все заброшенные замки, монастыри и храмы, а также горные пещеры. Но все было безрезультатно…

Гитлер надеялся с помощью этой священной реликвии переломить ход войны. Но даже если бы фюреру и удалось завладеть ею, то вряд ли бы это спасло его от поражения, также как и тех немецких солдат, которые пытались защитить себя в стенах Монсегюра с помощью древнего кельтского креста. Ведь, согласно легенде, неправедных хранителей чаши Грааля и тех, кто сеет на земле Зло и смерть, настигает Божий гнев.

Епископ и диаконы едва успевали среди грохота, лязга оружия и стонов раненых перебегать от одного умирающего к другому, чтобы совершить предсмертный обряд. Бернар Роэнь, каталонец Пьер Ферье, сержант Бернар из Каркассона, Арно из Венсы умерли в эту ночь «в утешении» . Последним усилием гарнизон отбросил неприятеля назад к барбакану. Учитывая особенности расположения поля боя, буквально висевшего в пустоте, можно догадаться, что число погибших намного превышало число раненых, которым удалось добраться до замка.

Наутро после трагической ночи со стены крепости затрубил рог. Раймон де Перелла и Пьер-Роже де Мирпуа запросили переговоров.

Переговоры начались 1 марта 1244 года. После более девяти месяцев осады Монсегюр капитулировал. Крестоносцы, сами измученные долгой осадой, долго не торговались. Условия капитуляции были следующие:

Защитники крепости находятся в ней еще 15 дней и освобождают заложников.

Им прощаются все преступления, включая авиньонетское дело.

Воины могут уйти, взяв оружие и вещи, предварительно исповедавшись у инквизитора. На них будет наложено самое легкое покаяние.

Все остальные, находящиеся в крепости, тоже будут отпущены на свободу и подвергнутся легкому наказанию, если отрекутся от ереси и покаются перед инквизицией. Те, кто не отречется, будут преданы огню.

Замок Монсегюр переходит во владение короля и Церкви.

Условия были, в общем, неплохие, трудно было бы добиться лучших: благодаря стойкости и героизму, людям Монсегюра удалось избежать казни и пожизненного заключения. Участникам резни в Авиньонете гарантировали не только жизнь, но и свободу.

Почему же Церковь в лице своего представителя, принимавшего участие в осаде, согласилась простить столь страшное преступление? Ведь вину убийц Гильома-Арно следовало приравнять к вине еретиков. Скорее всего, почва была уже подготовлена, если обе стороны так быстро пришли к согласию в этом вопросе. Переговоры, которые посредством гонцов без конца вел с осажденными граф Тулузский, должны были касаться, среди прочих, и авиньонетского дела.

В действительности, граф в период осады вел активные переговоры с папой, добиваясь снятия отлучения, наложенного на него на другой день после резни, в которой он объявлял себя невиновным. В конце 1243 года папа Иннокентий IV отозвал сентенцию брата Ферье, заявив, что граф является его «верным сыном и преданным католиком». Отлучение, наложенное архиепископом Нарбоннским, было снято 14 марта 1244 года, двумя годами раньше взятия Монсегюра королевской армией. Возможно, совпадение дат случайно, но возможно, что существовала тесная связь между демаршами графа и судьбой людей Монсегюра, в особенности Пьера-Роже де Мирпуа, который был очень заинтересован в благополучном развитии графских дел. Граф просил осажденных держаться как можно дольше не для того, чтобы выслать им подкрепление (об этом он даже и не помышлял), а для того, чтобы заслужить прощение за Авиньонет. Показания людей Монсегюра могли скомпрометировать очень многих находящихся внизу (в том числе и самого графа), но никого из них не тронули.

С другой стороны, личная доблесть защитников и необходимость наконец покончить с осадой, которая растянулась бы еще, не получи осажденные прощение, могла заставить Юга дез Арсиса оказать давление на архиепископа и на брата Ферье. Французы явно не были склонны переоценивать политическое преступление, каковым являлось авиньонетское убийство. Быть может, они начинали понимать ситуацию в стране и чувства местного населения. Солдаты Монсегюра храбро сражались и имели право на уважение противника.

В Монсегюре заключили перемирие. Пятнадцать дней неприятеля не допускали в крепость; пятнадцать дней, согласно данному слову, обе стороны оставались на своих позициях, не пытаясь ни бежать, ни нападать. Катапульту епископа Дюрана демонтировали, часовые больше не вышагивали по земляному валу, и солдатам не надо было все время находиться в боевой готовности. Последние дни свободы Монсегюр прожил мирно – если можно назвать миром ожидание разлуки и смерти под неусыпным наблюдением неприятеля с башни в ста метрах от замка.

По сравнению с теми трагическими часами, что им пришлось пережить, для обитателей Монсегюра наступили дни покоя. Для многих из них они были последними. Остается только теряться в догадках, зачем оговорили эту отсрочку, только продлевающую невыносимое существование обитателей замка. Может, это объяснялось тем, что архиепископ Нарбоннский не мог взять на себя ответственность за оправдание убийц инквизиторов и счел необходимым доложить папе? Скорее всего, отсрочку попросили сами осажденные, чтобы еще побыть с теми, кого они больше не увидят. А может (и этого мнения придерживается Ф. Ниэль), епископ Бертран Марти и его товарищи хотели перед смертью в последний раз отпраздновать праздник, который у них соответствовал Пасхе. Известно, что катары отмечали этот праздник, ибо один из великих постов у них предшествовал именно Пасхе.

Можем ли мы утверждать, что под этим названием подразумевался манихейский праздник Бета, тоже приходящийся на это время? Ни один документ не позволяет нам установить это с уверенностью, к тому же, как мы уже наблюдали, в ритуале катаров, настойчиво и щедро цитирующем Евангелие и Послания апостолов, нет ни одного упоминания имени Мани. Не имела ли эта религия двух различных Заветов и не являлся ли consolamentum, которое почиталось высшим таинством, религиозным актом, предназначенным лишь для непосвященных? С таким предположением трудно согласиться. Учение катаров, манихейское по доктрине, было глубоко христианским по форме и идейному выражению. Катары поклонялись исключительно Христу, и ни для какого Мани в их культе не оставалось места. И, тем не менее, у нас недостает данных, чтобы понять, что же представлял собой этот праздник – Пасху или Бему?

Очень вероятно и по-человечески понятно, что перед тем, как расстаться навсегда, совершенные и воины выговорили себе эту бесценную передышку. Ничего лишнего они не просили, но и большего добиться было бы очень трудно.

Заложников отпустили в первых числах марта. Согласно сведениям, полученным при допросах, это были Арно-Роже де Мирпуа, престарелый шевалье, родственник шефа гарнизона; Жордан, сын Раймона де Перелла; Раймон Марти, брат епископа Бертрана; имена остальных неизвестны, список заложников не был найден.

Некоторые авторы полагают, что Пьер-Роже де Мирпуа покинул замок незадолго до окончания перемирия, заранее подписав акт о капитуляции. Это предположение маловероятно, поскольку, согласно показаниям Альзе де Массабрака, 16 марта Пьер-Роже еще находился в крепости. Известно, что потом он уехал в Монгальяр, и далее его след теряется на десять лет. Молчание, которым было окружено его имя, послужило поводом для обвинений если не в предательстве, то в дезертирстве. Однако, для победителей было бы логично объявить нежелательным присутствие в крепости главного зачинщика авиньонетской резни и попросить его убраться как можно скорее. Человек, открыто высказавший желание выпить вина из черепа Гильома-Арно, мог рассчитывать на милость, так сказать, только по случаю. Одиннадцать лет спустя королевский судебный следователь упоминал его как «файдита, лишенного владений за пособничество еретикам и их защиту в замке Монсегюр». Гражданские права ему вернули не раньше 1257 года. Трудно поверить, чтобы такой человек мог вступить в какие-либо сношения с неприятелем.

Выходит, что Пьер-Роже де Мирпуа и его тесть Раймон де Перелла до окончания перемирия находились в крепости вместе с большинством гарнизона, семьями и еретиками, которые отказались отречься и, согласно условиям капитуляции, должны были взойти на костер. Свои пятнадцать дней они посвятили религиозным церемониям, молитвам и прощанию.

О жизни обитателей Монсегюра в эти трагические пятнадцать дней нам известно только то, что инквизиторам удалось выспросить у тотчас же допрошенных свидетелей: точные, скупые детали, чье трогающее душу величие не может заслонить намеренная сухость изложения. Прежде всего – это раздача имущества осужденных на смерть. В знак признательности за заботу еретики Раймон де Сен-Мартен, Амьель Экарт, Кламан, Тапарель и Гильом Пьер принесли Пьеру-Роже де Мирпуа множество денье в свертке из одеяла. Тому же Пьеру-Роже епископ Бертран Марти отдал масло, перец, соль, воск и штуку зеленого полотна. Другими ценностями суровый старец не владел. Остальные еретики подарили шефу гарнизона большое количество зерна и пятьдесят камзолов для его людей. Совершенная Раймонда де Кюк подарила сержанту Гильому Адемару меру пшеницы (считалось, что хранившаяся в крепости провизия принадлежала не владельцам замка, а Церкви катаров).

Престарелая Маркезия де Лантар отдала все свое имущество внучке Филиппе, жене Пьера-Роже. Солдат одаривали мельгорскими су, воском, перцем, солью, башмаками, кошельками, одеждой, войлоком... всем, чем владели совершенные, и каждый из этих даров, несомненно, приобретал характер святыни .

Далее в свидетельствах допрошенных речь шла об обрядах, при которых им довелось присутствовать, – и единственное, о чем их спрашивали в подробностях, – это consolamentum. В этот день, когда сам факт соединения с Церковью катаров означал смертный приговор, по меньшей мере семнадцать человек сделали такой выбор. Их было одиннадцать мужчин – все шевалье или сержанты – и шесть женщин.

Одна из женщин, Корба де Перелла, дочь совершенной Маркезии и мать парализованной девушки, возможно, уже принявшей consolamentum, долго готовилась к этому серьезному шагу. Она решилась лишь на рассвете последнего дня перемирия. Предпочтя принять муку за веру, она расставалась с мужем, двумя дочерьми, внуками и сыном . Эрменгарда д"Юссат была одной из знатных дам региона, Гульельма, Бруна и Арсендида – женами сержантов (две последних взошли на костер в одиннадцатом часу вместе со своими мужьями совершенно добровольно). Все они были молоды, как и их мужья. Возможно, постарше была жена Беранже де Лавеланета, Гульельма.

Из шевалье consolamentum во время перемирия приняли двое: Гильом де л"Иль – тяжело раненый за несколько дней до этого – и Раймон де Марсилиано. Остальные – сержанты Раймон-Гильом де Торнабуа, Бразийак де Калавелло (оба принимали участие в авиньонетской резне), Арно Домерк (муж Бруны), Арно Доминик, Гильом де Нарбонна, Понс Нарбона (муж Арсендиды), Жоан Per, Гильом дю Пюи, Гильом-Жан де Лордат и, наконец, Раймон де Бельвис и Арно Теули, поднялись в Монсегюр, когда положение было уже безнадежным, словно проделали такой опасный путь, чтобы стать мучениками. Все эти солдаты могли покинуть замок с военными почестями и с гордо поднятой головой, но они предпочли, чтобы их согнали, как скотину, привязали к вязанкам хвороста и заживо сожгли бок о бок с наставниками по вере.

Об этих наставниках нам известно немногое, за исключением того, что епископ Бертран, Раймон де Сен-Мартен и Раймон Эгюйер совершали обряд consolamentum над теми, кто об этом просил, и раздавали свое имущество. Совершенных обоего пола насчитывалось около 190 человек, однако известно, что в Монсегюре сожгли 210 или 215 еретиков, и те, чьи имена мы можем назвать с определенностью, были простыми верующими, принявшими обращение в последний момент.

Потрясает то, что добрая четверть оставшихся в живых воинов гарнизона были готовы умереть за веру не в порыве энтузиазма, а после долгих дней осознанной подготовки. Мучеников потерпевшей крах религии никто не канонизировал, но эти люди, чьи имена записали только для того, чтобы свидетелей их обращения занести в черный список, сполна заслужили статус мучеников.

По крайней мере трое из совершенных, находившихся в крепости в момент капитуляции, избежали костра. Это было нарушением договора, и узнали об этом только после оккупации замка французами. Ночью 16 марта Пьер-Роже велел еретикам Амьелю Экарту, его компаньону Юго Пуатвену и третьему человеку, чье имя осталось неизвестным, спуститься по веревке вниз с восточного края скалы. Когда французы вошли в замок, эти трое находились в подземелье и избежали участи своих братьев. Они должны были вынести и надежно спрятать то, что оставалось от сокровища катаров, и отыскать тайник с деньгами, спрятанными двумя месяцами раньше. В действительности Пьер-Роже де Мирпуа и его рыцари покинули замок последними, уже после катаров и после женщин и детей. Они должны были до последнего момента оставаться хозяевами крепости. Эвакуация сокровищ удалась, и ни троих еретиков, ни сами сокровища власти не обнаружили.

«Когда еретики покинули замок Монсегюр, который должны были вернуть Церкви и королю, Пьер-Роже де Мирпуа задержал в означенном замке Амьеля Экарта и его друга Юго, еретиков; и в то время как остальные еретики были сожжены, означенных еретиков он спрятал, а потом дал им уйти, и сделал это для того, чтобы Церковь еретиков не потеряла свои сокровища, спрятанные в лесах. Беглецы знали место тайника» . Б. де Лавеланет также утверждает, что по веревке спустились А. Экарт, Пуатвен и еще двое, которые сидели в подземелье, когда французы вошли в замок. Монсегюр пал, но Церковь катаров продолжала борьбу.

За исключением этих троих (или четверых) человек, которым была поручена опасная миссия, никто из совершенных не смог, а, возможно, и не захотел избежать костра. Как только истек срок перемирия, сенешаль и его рыцари в сопровождении церковных властей появились у ворот замка. Епископ Нарбоннский незадолго до этого отбыл восвояси. Церковь представляли епископ Альби и инквизиторы брат Ферье и брат Дюранти. Французы сделали свое дело и обещали жизнь всем сражавшимся. Теперь судьба защитников Монсегюра зависела только от церковного трибунала.

Покидая крепость, Раймон де Перелла оставлял палачам жену и младшую дочь. Отцы, мужья, братья и сыновья так хорошо усвоили закон, в течение веков приводивший нераскаянных еретиков на костер и жестоко отрывавший их от близких, что научились воспринимать его как логический результат поражения и видеть в нем проявление слепого рока. Как же отличали тех, кому не было прощения? Возможно, они обозначали себя сами, держась в стороне от других. В такой ситуации бесполезно было подвергать их допросам и заставлять признавать то, что они и не пытались скрывать.

Гильом Пюилоранский пишет: «Напрасно призывали их обратиться в христианство» . Кто и как их призывал? Скорее всего, инквизиторы и их помощники отдельной группой вывели из крепости двести с лишним еретиков, попутно для проформы высказав им порицание. На рассвете дочери Корбы де Перелла, Филиппа де Мирпуа и Арпаида де Рават, простились с матерью, которая на несколько коротких часов предстала перед ними уже в качестве совершенной. Арпаида, не осмеливаясь вдаваться в детали, дает нам почувствовать ужас момента, когда ее мать вместе с остальными вывели навстречу смерти: «...их выгнали из замка Монсегюр, как стадо животных...» .

Во главе группы приговоренных шел епископ Бертран Марти. Еретики были скованы цепью, и их безжалостно тащили по крутому склону к месту, где был приготовлен костер.

Перед Монсегюром, на юго-западном склоне горы – практически, это единственное место, куда можно спуститься, – есть открытая поляна, которая нынче зовется «полем сожженных». Это место расположено менее чем в двухстах метрах от замка, и тропа к нему очень крута. Гильом Пюилоранский говорит, что еретиков сожгли «у самого подножия горы», и, возможно, это и есть поле сожженных.

В то время как наверху совершенные готовились к смерти и прощались с друзьями, часть сержантов французской армии была занята последней осадной работой: надо было обеспечить надлежащий костер для сожжения двухсот человек – приблизительное число приговоренных им назвали заранее. «Из кольев и соломы, – пишет Гильом Пюилоранский, – соорудили палисад, чтобы отгородить место костра» . Внутрь снесли множество вязанок хвороста, соломы и, возможно, древесную смолу, поскольку весной дерево еще сырое и плохо горит. Для такого количества приговоренных, скорее всего, некогда было ставить столбы и привязывать к ним людей по одному. Во всяком случае, Гильом Пюилоранский упоминает только, что их всех согнали в палисад.

Больных и раненых попросту бросили на охапки хвороста, остальным, быть может, удалось отыскать своих близких и соединиться с ними... и хозяйка Монсегюра умерла рядом с матерью и парализованной дочкой, а жены сержантов – рядом с мужьями. Быть может, епископ успел среди стонов раненых, лязга оружия, криков палачей, разжигавших костер, и заунывного пения монахов обратиться к своей пастве с последним словом. Пламя вспыхнуло, и палачи отпрянули от костра, уберегаясь от дыма и жара. За несколько часов двести живых факелов превратились в груду почерневших, окровавленных тел, все еще прижимавшихся друг к другу. Над долиной и замком плыл жуткий запах горелого мяса.

Защитникам, оставшимся в замке, сверху было видно, как занялось и росло пламя костра, и клубы черного дыма покрыли гору. По мере того, как уменьшалось пламя, едкий, тошнотворный дым сгущался. К ночи пламя стало медленно угасать. Рассыпавшиеся по горе солдаты, сидя у костров возле палаток, должны были видеть красные сполохи, пробивавшиеся сквозь дым. В эту ночь и спустились на веревках со скалы четверо, отвечавших за сохранность сокровища. Их путь проходил почти над тем местом, где догорал чудовищный костер, накормленный человеческой плотью.

Давным давно в XI-XIV веках на юге Франции в земле Лангедок жили люди, называющие себя катарами, что в переводе с греческого ("katharos") означало "чистые". Они верили в то, что нет единого бога, а есть два: боги добра и зла, оспаривающие господство над миром. Бессмертный дух человечества устремлен к богу добра, но бренная его оболочка тянется к темному богу. В жизни катары придерживались аскетизма. Принятие мясной пищи, даже сыра и молока, считалось смертным грехом. Катары отвергали иконы и необходимость храмов, а богослужение состояло исключительно в чтении евангелия. Они носили на голове остроконечные колпаки и активно распространяли свое учение среди доверчивого населения. В конечном итоге их учение перекинулось и на другие части Европы, создав реальную угрозу для католической церкви.

Не удивительно, что католические епископы признали катаров еретиками и организовали Альбигойский Крестовый поход с лейтмотивом: "Катары - гнусные еретики! Надо огнем выжечь их, да так, чтобы семени не осталось". На вопрос одного из войнов, а как отличить катара от порядочного католика, был получен ответ: "Убивайте всех: Бог узнает своих!" Началась священная война, в которой катаров вырезали целыми городами. К 1243 году последним оплотом катаров стал замок Монсегюр , расположенный на высогой горе. Его осада длилась 11 месяцев, несколько сотен катаров сдерживали атаки десяти тысяч крестоносцев. В феврале 1244 года Монсегюр был взят, а катары, отказавшиеся отречься от своей веры, были сожжены священной инквизицией. Легенда гласит, что несмотря на осаду, катарам удалось вывезти и спрятать свои сокровища, а за несколько дней до падения Монсегюра, четверым смельчакам удалось спуститься на веревках по отвесным скалам и унести с собой нечто ценное. По некоторым предположениям, это были архивы катаров и предметы религиозного культа, среди которых мог быть священный Грааль - чаша, в которую была собрана кровь Христа.

Узнав об этой истории, захотелось побывать в этих легендарных местах и увидеть все собственными глазами, поэтому замок Монсегюр с самого начала попал в маршрут нашего автопутешествия по Европе .

Мы ехали к замку Монсегюр из Каркассона по очень живописной дороге. По краям зеленые холмы и поля, а впереди заснеженные вершины Пиренейских гор.

Замок становится виден еще издалека, и первая мысль, возникающая при его виде: как они его построили так высоко? Не задолбало ли их таскать туда камни, воду, еду и т.д.?

У подножия горы расположена просторная парковка, от которой к замку ведет тропа. Где-то на середине тропы стоит будка, в которой нужно заплатить за посещение замка (что-то около 5 евро). Кстати, будка работает до 17 часов, и после этого времени платить некому, а тропа наверх от этого никуда не исчезает, так что, любители халявы, делайте выводы;-)

Подъем занимает гдето около получаса - даже ребенку под силу.

Внутри замок оказался совершенно небольшим - тесновато здесь, наверное, было осажденным.

Кое-где за более свежей, восстановленной кладкой виднеется оригинальная.

Но, к сожалению, даже эти развалины не имеют ничего общего с событиями XIII века, ведь после захвата крепости по приказу Папы римского, она была разрушена до основания, а нынешние строения восстанавливались и модернизировались значительно позже королевскими архитекторами.

Лестница наверх перегорожена цепью с запрещающей табличкой. Наивные! Разве это может остановить человека с камерой?

Вот так крепость выглядит сверху. Она имеет форму пятиугольника, который считался символом "чистых". Катары обожествляли пятиугольник, считая его символом распыления материи, символом рассеивания и человеческого тела.

Внизу виднеется деревня, которая скорее всего была основана строителями нынешнего замка примерно в 1580 г.

В замке есть еще одна лестница, не огороженная ничем, но почему-то желания подняться по ней не возникает... =)

Одна из башен неплохо сохранилась.

Чего не скажешь о винтовой лестнице.

Виды вокруг отменные, даже несмотря на пасмурную погоду. Пронизывающий ветер просто сдувал вниз.

Соседняя с Монсегюром гора, погруженная в тучу и парковка на дороге.

Надо ли говорить, что по закону подлости, когда мы спустились вниз, тучи разбежались, ветер пропал, и вылезло теплое вечернее солнце.

Было уже около 6 вечера, а у нас еще не было четкого плана, куда ехать дальше и где ночевать, поэтому мы решили ехать по направлению к небольшому городку Фуа (Foix), присматривая по пути место для ночевки. Навигатор почему-то указал мне съехать с основной дороги завел нас в деревушку Сула (Soula), где мы нашли отличный гостевой дом Infocus-Du-Sud . Табличка около двери гордо сообщала, что у этого гестхауса на Букинге оценка 8,7. Как оказалось, цена на том же Букинге - €85, что было многовато для нашего бюджета, но хозяева сделали нам скидку за прямой расчет с ними, и мы решили остаться здесь.

Хозяева Дирк и Лин оказались очень приятной пожилой парой, приехавшей сюда из Бельгии. Они кормили нас вкусным завтраком, разжигали специально для нас камин в отдельной гостинной, которая по большому счету к нашему номеру никак не относилась, а Лео очень нравилось ходить в огород и считать бегающих там куриц.

В номере было чисто и уютно, а виды из окна на Пиренеи были просто обалденные. Нам там так понравилось, что вместо одной ночи, мы задержались на три. Стоит отметить, что это стало возможным только потому, что это было в конце марта, и сезон еще не начался. Как сказали хозяева, на лето большинство мест уже были забронированы заранее. В общем, гостевой дом соответствует своей высокой оценке.

На следующий день мы съездили в ближайший городок, чтобы постирать одежду и закупиться продуктами.

На обратном пути рядом с деревней Рокфиксад заметили еще один замок на горе, и решили тоже до него прогуляться.

В деревне порадовал один отель со множеством самодельных украшений. Чего только стоят старые кроссовки-вазы!

А "музыка ветра" из старых ложек и вилок?

От деревни к замку ведет тропа с указателем, гармонирующим с шапкой Лео.

Так же, как и Монсегюр являлся убежищем катаров во времена Альбигойского Крестового похода. И так же, как и в Монсегюре, эти руины не имеют ничего общего со временами катаров, так как оригинальный замок был разрушен по приказу Людовика XIII, а эти строения относятся к более позднему периоду.

Но тем не менее, развалины замка и открывающиеся с горы виды стоят того, чтобы потратить час на восхождение. И снова Лео нас порадовал, пройдя весь путь без каких-либо проблем.

Оказалось, что замок находится не на самой вершине, и от него можно подняться еще выше на соседнюю гору.

Отсюда развалины замка выглядят еще более романтично...

И даже зловеще.

И еще один замок, посещенный нами, находится Фуа. Этот французский город известен как столица движения катаров, а замок был резиденцией графов, ставших лидерами сопротивления во время Альбигойского крестового похода.

Этот замок в отличие от предыдущих двух крестоносцы захватить не успели, а был захвачен он только однажды в 1486 году во время конфликта между двумя ветвями рода де Фуа, да и то из-за предательства.

На этом исторический экскурс о катарах заканчиваю, а мы отправляемся еще выше в горы, в самое сердце Пиреней - маленькое, но очень гордое государство Андорра.

Оригинал записи: